120 дней Содома - Страница 44

«С кем-либо другим, кроме вас, господа, – сказала эта любезная девица, – я не отважилась бы затронуть тот сюжет повествования, который займет у нас всю эту неделю; но каким бы распутным он не был, ваши вкусы мне прекрасно известны; вместо того, чтобы бояться вам не понравиться, я, напротив, убеждена в том, что доставлю вам приятное. Вы услышите, предупреждаю вас за ранее, ужасные мерзости, но ваши уши созданы для подобного, вашим сердцам они нравятся, и они желают их; я непосредственно приступаю к рассказу. В доме госпожи Фурнье у нас был один старый клиент, которого называли, я не знаю, за что и почему, «кавалером», он имел обычай являться каждый вечер в дом для одной простой, но в то же время странной церемонии: расстегивал штаны и требовал, чтобы одна из нас, по очереди, испражнялась ему внутрь штанов; тотчас же застегивал их и очень быстро выходил, унося этот груз. В то время, как ему «это» поставляли, он напрягал себе член, но никто никогда не видел, чтобы он кончил; никто также не знал, куда он уходил со своей «поклажей», упрятанной в штаны».

«О! Черт подери, – сказал Кюрваль, который не мог ничего слышать без того, чтобы не сделать то же самое. – Я хочу, чтобы мне насрали в штаны и чтобы я сидел так весь вечер». Приказан Луизон оказать ему эту услугу, старый распутник дал собранию действенное представление о вкусе, о котором собрание только что выслушало рассказ. «Ну, давай, продолжай, – сказал он мадам Дюкло, усаживаясь на канапе, – я вижу, что прекрасная Алина, моя очаровательная подруга этого вечера испытывает неудобства от этого дела; что касается меня самого, то я чувствую себя прекрасно». Дюкло продолжила следующими словами:

«Предупрежденная обо все том, что должно было происходить у распутника, к которому меня послали, я делалась мальчиком; а поскольку мне было всего двадцать лет и у меня были красивые волосы и хорошенькая фигура, эта одежда была мне очень к лицу Я предусмотрительно, перед тем, как выходить, сделала в штаны то, что господин председатель только что приказал сделать в свои. Мой мужчина ждал меня в постели: я подхожу, он два-три раза сладострастно целует меня в губы, говоря мне, что я самый красивый мальчик, которого ему доводилось до сих пор видеть; продолжая хватать меня, ом пытается расстегнуть мне штаны. Я делаю вид, что защищаюсь, с единственным намерением посильнее разжечь его желание; он торопит меня, ему это удастся; но как мне описать вам тот восторг, который охватывает его, как только он замечает «поклажу», которую я несу, и тот пестрый рисунок, который все это вывело на моих ягодицах. «Как, маленький негодник, – говорит он мне, – вы наделали себе в штанишки!… Разве можно допускать такое свинство?» – И спустя мгновение, держа меня по-прежнему повернутой к себе спиной со спущенными штанами, он возбуждает рукой себе член, делает толчки, приклеивается к моей спине и выбрасывает струю спермы на эту «поклажу», засовывая язык мне в рот».

«Как? – сказал Герцог, – он ничего не касался, не теребил руками ничего из того, что вы знаете?» – «Нет, сударь, – отвечала госпожа Дюкло, – я не скрываю от вас никаких подробностей. Но немного терпения, мы постепенно придем к тому, что ни имеете в виду».

«Пойдем посмотрим на одного забавного типа, – сказала мне одна из моих товарок, – этому человеку не нужна девушка, он забавляется в одиночку». Мы идем к дырке, зная, что в соседней комнате, куда он должен был прийти, стоял горшок под стулом с дыркой, который нам четыре дня назад приказали наполнить и где должно было быть, по меньшей мере, не менее дюжины какашек. Приходит наш герой; это был старый помощник откупщика налогов лет семидесяти. Он запирается в комнате, идет прямо к горшку, в котором кроются ароматы, коих он просил для своего наслаждения, берет его и, сев в кресло, в течение часа любовно разглядывает богатства, обладателем которых его сделали. Он вдыхает, трогает, берет в руки, вытаскивает одну за другой, чтобы получить удовольствие и получше разглядеть. Наконец, придя и восторг, он вытаскивает из своих штанов старую черную «тряпку», которую трясет изо всех сил; одной рукой он напрягает себе член, другую засовывает в горшок, подносит к этому орудию ту пищу, которая способна разжечь его желания; но оно не поднимается сильнее. Бывают моменты, когда природа показывает себя такой норовистой, что восторги, которые вызывают у нас наибольшее наслаждение, не могут ничего вырвать у нес. Напрасно старался наш гость, ничего не напрягалось; благодаря толчкам, совершенным той самой рукой, которая была вымазана испражнениями, происходит эякуляция: он напрягается, опрокидывается на спину, дышит, вдыхает, трет свой член и кончает на кучу говна, которая доставила ему такое наслаждение.

Еще один человек ужинал наедине со мной и пожелал, чтобы на стол поставили двенадцать тарелок, наполненных тем же самым, вперемешку с тарелками с ужином. Он обнюхивал их, вдыхал по очереди запах; мне же приказал возбуждать ему член после еды на том блюде, которое показалось ему самым прекрасным.

Один молодой докладчик в Государственном Совете так мною платил за клизмы, что все хотели принять его. Когда я оказывалась с ним, я получала их от него по семь, причем все он ставил мне своей рукой. После каждой проходило несколько минут; мне надо было подниматься на стремянку, он становился внизу, и я обрушивала на его член, который он напрягал, весь поток, коим он только что поил мои кишки».

Легко можно себе представить, как весь вечер проходил в мерзостях подобного рода, о которых вы услышали; в это легче поверить, если принять во внимание, что наших четырех друзей объединил подобный вкус; лишь Кюрваля он завел дальше всех; трое остальных были увлечены этим, впрочем, не меньше его. Восемь кучек дерьма маленьких девочек были размещены среди блюд, поданных за ужином, а во время оргий все еще более превзошли друг друга в деле с мальчиками; так закончился девятый день, окончание которого было встречено с удовольствием, поскольку все тешили себя надеждой услышать на следующий день более подробные рассказы о том предмете, который нежно любили.